Календы, один из римских зимних праздников, отличался традицией все делать шиворот-навыворот – традицией, которая с легкостью натянулась на празднование Рождества.“Священники и дьяки … танцуют на хорах, одетые женщинами, сводниками или министрелями. Они поют распутные песни. … Они играют в кости на алтаре. Они окуривают храм вонючим дымом подошв старых башмаков. Они бегают и скачут по храму … с непристойными жестами и грубыми куплетами”.

Рождественскую “шиворот-навывортность” можно проследить во множестве праздничных традиций.

На заре Эпохи Просвещения, например, возникла устойчивая легенда о том, как в Средние века землевладельцы на Рождество всячески привечали своих арендаторов, когда те приходили с колядками. История, на самом деле, подобных случаев не запомнила, но на их фантомной основ возникла новая (неизменно сопровождающаяся плачем по гораздо более сладким давно минувшим дням) традиция приглашать  в дом лордов людей ниже по положению. Не в гостиную, к приличным гостям, и не совсем крестьян – Боже упаси! – но все же.

Сюда же относится и традиция на Двенадцатую ночь (канун Богоявления), долгое время более значимый праздник, короновать Regis de Faba, Бобового Короля – того, кому в куске пирога попался боб. Этого человека осыпали всякими почестями и пили в его честь, в том числе и сами короли. Собственно, именно к тому, что все идет наоборот, и обращается своим названием “Двенадцатая ночь” Шекспира.

К этой же истории относится и знаменитый Праздник дураков, описанный Виктором Гюго в «Соборе Парижской Богоматери» – день, когда младшие церковные чины резвились вовсю, занимая место старших. Каким образом проходил этот праздник, неизвестно, так как на протяжении веков одни церковные иерархи его осуждали, а другие отрицали его существование. Скорее всего, его пытались запретить, но такого рода традиции легко искоренять не получается – возможно, на это потребовалось пара столетий.

В Англии Праздник дураков не приобрел особой популярности (своей дури хватало), зато из Швейцарии пришела особо трогательная традиция, мальчиков-епископов.

Первого мальчика-епископа назначили чтобы поддержать идею «кверх-тормашества» в 911 году в Санкт-Галлене. Вся история была явно одобрена сверху – службу, которую вел мальчик, посетили Констанцский епископ и король Конрад I, причем последний всячеки пытался отвлечь «епископа» и его юных прислужников, бросая яблоки к алтарю. (Мальчики, судя по всему, королевские проказы с достоинством проигнорировали).

Во время исполнения «Магнификата», славославия Девы Марии, настоящий епископ символически сходил с кафедры на словах deposuit potentes de sede («низложил сильных с престолов»), а на et exaltavit humiles («и вознес смиренных») мальчик занимал его место. После службы мальчика одевали в епископское облачение и митру, вручали посох, и вместе с другими детьми, одетыми как священники, он обходил город, благословляя его жителей.  Мальчики-епископы избирались 6 (19) декабря, в день Николая-Чудотворца, покровителя детей, и до Дня Избиения младенцев, 28 декабря (11 января) они исполняли все епископальные обязанности кроме проведения мессы. Несмотря на периодические шпильки со стороны церковных чинов, традиция была такой сильной, что из кафедральных соборов добралась до небольших приходов, и отменена была окончательно только Елизаветой I – только чтобы возродиться уже в середине ХХ века.

Дымящийся епископ, разновидность глинтвейна, – напиток, в первую очередь викторианский, хотя по легенде его название произошло от того, что в средневековых гильдиях и университетах его подавали в высоких чашах, напоминающих епископские митры.

«– Поздравляю вас с праздником, Боб, — сказал Скрудж, хлопнув Боба по плечу, и на этот раз видно было, что он в полном разуме. — И желаю вам, Боб, дружище, хорошенько развлечься на этих святках, а то прежде вы по моей милости не очень-то веселились. Я прибавлю вам жалования и постараюсь что-нибудь сделать и для вашего семейства. Сегодня вечером мы потолкуем об этом за бокалом рождественского глинтвейна, а сейчас, Боб Крэтчит, прежде чем вы нацарапаете еще хоть одну запятую, я приказываю вам сбегать купить ведерко угля да разжечь пожарче огонь».

В оригинале у Диккенся Скрудж говорит не просто о каком-то глинтвейне, а именно о дымящемся епископе.

Чем же именно отметился епископ? Самым необычным его ингредиентом является лимон – или, как настаивает та же Элайза Актон, горький севильский апельсин, который долго запекается в печи, пока не карамелизуется. Уже потом вместе со специями его добавляют к портвейну. Ну а если заменить портвейн на другой алкоголь, можно собрать всех возможных церковных иерархов: с кларетом получится архиепископ, с имбирным вином и изюмом выйдет педель, церковный сторож, с шампанским или рейнским вином – кардинал. Ну а если начать развлекаться с бургундским, получится целый дымящийся Папа.